Красивая истина и истинная красота как ценностные приоритеты образования в XXI веке

Извечное стремление человека к истине и красоте вознаграждалось обретением красивой истины и истинной красоты. Ведь любая формула как абстрактное выражение сущности, “всегда красива, когда, как жизнь, верна”. Время “спрессовывается”, плотность знаний возрастает, технический прогресс на основе научных знаний не остановить.

Проследим тенденцию сокращения промежутков времени от научного открытия (приближение к истине) до его технического использования на благо человека (красивая, благородная цель). От лабораторных исследований до массового производства телефона прошло 56 лет, радио — 36 лет, вакуумной трубки — 33 года, рентгеновской трубки — 18 лет, телевизора и радара — 15 лет, ядерного реактора — 10 лет, транзистора — 5 лет, солнечной батареи — 2 года. Немного более 30 лет назад появился первый микропроцессор, а сегодня персональные компьютеры, имея собственные “сердце и мозг”, невообразимо изменили нашу жизнь.

Если представить осознаваемый путь развития человечества в виде марафонской дистанции (42 км 195 м), то бурное развитие науки и техники относится только к последним пяти метрам [1]. Отношение к научному знанию и техническому прогрессу не всегда было восторженно-поэтическим. “Перед моим взором встают наши потомки со счетными таблицами в карманах и с деловыми бумагами подмышкой. Присмотритесь получше, и вы поймете, что поток, увлекающий нас, чужд гениальному” [2, 503]. Немного позже французскому мыслителю Дени Дидро вторит немецкий поэт Генрих Гейне: “Мысль перестала быть бескорыстной, в ее абстрактный мир вторгается грубый факт, паровоз и железная дорога вызывают у нас иное, суетливое душевное возбуждение, на основе которого не расцвести песне: дым от угля отпугивает певчих птиц, и зловоние газового освещения отравляет аромат лунной ночи” [3, 161].

Анализ этих высказываний с позиций сегодняшнего дня наводит на мысль, что в них есть только доля истины. Она заключается в том, что загрязненный дымом воздух не есть красивое зрелище. Однако необходимо принять как истинное противоречивое утверждение о том, что нежелательные следствия научно-технического прогресса в принципе и практически преодолеваются его собственным дальнейшим развитием. Любовь к природе не может быть приглушена шумом на улицах и морем огней большого города. Кто захочет полюбоваться светом Луны и послушать пение птиц, а следовательно, приобщиться к истинно прекрасному, тот найдет возможность сделать это, так что поэтическое видение мира “не отменяется” современной цивилизацией. Красота ведь не существует сама по себе, она связана с внутренним миром человека, свойствами его души.

Круто забирающий вверх прогресс науки и техники должен гармонически сочетаться и контролироваться нравственностью каждого ученого и гуманитарным общественным сознанием. Эта профетическая (предупреждающая и воспитывающая) функция гуманитарных наук и гуманитарного потенциала естественных наук и религии приобретает сегодня чрезвычайно важное значение, а поэтому должна находиться в пространстве приоритетных ценностей образования XXI века.

Исходя из утверждения, что учебный предмет является педагогическим эквивалентом соответствующей науки, попытаемся проследить развитие старой идеи пифагорейцев о взаимосвязи истинного и прекрасного, а затем “заземлим” основные аспекты этой взаимосвязи на реальный образовательный процесс.

Человек, имеющий развитый эстетический вкус, предпочитает красивое некрасивому, а умный человек с развитым мышлением всегда стремится к истине. Большинство ученых-естествоиспытателей в своих научных поисках великолепно сочетали (а во многом и не разделяли) стремление к истине и красоте.

Древнегреческий мыслитель Платон (Аристокл) творил образ Вселенной достаточно произвольно с современной точки зрения, но он действовал, подчиняясь законам красоты. Никола Коперник Платона понимал, ибо сам утверждал, что из числа многочисленных искусств и наук с величайшим жаром следует себя посвятить тем, которые исследуют круг предметов, наиболее прекрасных и наиболее радостных для познания. Если Платону в его стремлении к красоте и творении по законам красоты практически не препятствовали естественнонаучные знания (строгих и достоверных естественнонаучных знаний в то время еще не было), то во времена Коперника главным мерилом становилась не красота сама по себе, а соответствие реальной действительности.

Двуединое стремление к истине и красоте начинает раздваиваться. Поиск истины обеспечивается научным творчеством, а поиск красоты — творчеством художественным. Однако отражение мира в сознании средствами искусства с полной достоверностью словами непередаваемо. Чтобы постигать произведения искусства и с его помощью особенности реального мира, требуется особый талант восприятия. К счастью, этим талантом обладали и обладают великие ученые.

Блестящий математик И. Кеплер был не только астрономом, но и поэтом. Он воспринимал мир как необыкновенную гармонию. Как математик, Кеплер рассуждал логически: поскольку небесные тела сотворены Всевышним в определенном количестве, то число и есть основа всех основ. “Принцип числа” позволил Великому Творцу достичь красоты Вселенной. Сам Кеплер все свои научные поиски сосредоточил на исследовании соотношений чисел, которые были результатом многочисленных астрономических наблюдений Тихо Браге. Именно таким образом он открыл законы движения планет, увековечившие его имя. Последний том своей “Космической гармонии” И. Кеплер заканчивает словами: “Благодарю Тебя, Господи, Спаситель наш, за то, что Ты дал мне зреть красоту Твоего создания…” [Цит. по 4, 28].

Великий разрушитель общепринятого Г. Галилей был, вместе с тем, и ве­ликим созидателем нового. Исследователь истинной природы неорганического, Галилей все же эстетику живого ставил выше эстетики неорганического. Вместе с тем, он утверждал красоту замысла, красоту логики, красоту эксперимента. При этом Галилей во многом видел красоту в простоте. Гениально просты его замыслы и эксперименты по изучению свободного падения тел: бросить и посмотреть! Именно так было покончено со взглядами Аристотеля, которые не ставились под сомнение около двух тысячелетий.

Галилей придавал большое значение интуиции, считая ее “восхитительным свойством человека”, в чем и заключается его божественность, ибо Всевышний обладает исключительной всеохватывающей интуицией проникновения в сущность вещей.

А вот Исаак Ньютон, провозгласив: “Гипотез не измышляю”, по сути дела закрывал ворота в “рай” человеческой интуиции, преклоняясь перед творчеством Бога и исследуя его. Великий рационалист Ньютон в научных исследованиях руководствовался только фактами и логикой. Действительно ли Ньютон был равнодушен к красоте мироздания? Содержание его науч­ных творений наводит на эту мысль. Однако Ньютон завещает задуматься, откуда проистекает весь порядок и красота, которые мы наблюдаем в мире.

Это свидетельствует о том, что высказывания и позиция ученого не всегда полностью совпадают (текст сочинений и их контекст имеют общее и особенное). Эстетика мышления Ньютона пронизывает все его научные труды и стремление к истине. В научных работах Ньютона прослеживается триада “опыты — логика — знание”, а добывание этих знаний, “темперамент” поисков сочетается и с другой триадой: “догадка — интуиция — вера” [5, 5— 87].

Американский физик Норман Кемпбел сетовал на то, что очень трудно объяснить неподготовленному читателю, в чем заключается красота математических выводов.

Гениальный физик и блестящий математик Д. К. Максвелл никогда не говорил о математической красоте, но он ее творил! Математическую красоту уравнений Максвелла узрел его соотечественник Оливер Хэвисайд, который никогда не учился в университете, а сразу же после школы начал работать в телеграфной компании. Там он прочитал “Трактат об электричестве и магнетизме” Максвелла, после чего оставил службу в этой компании и посвятил свою жизнь изучению “царственных достижений божественного Максвелла”.

Самого же Максвелла интересовали и волновали не столько им созданные знаково-символические системы, сколько физическая реальность, которая за ними скрывалась. Максвелл переживал “чувство восхитительного возбуждения”, когда ясно осознавал адекватность математических уравнений реальному физическому миру. Максвелл был поэтической натурой, он любил поэзию и сам писал стихи.

А вот великий физик двадцатого столетия Альберт Эйнштейн стихов не писал, он играл на скрипке и в науке, в теоретических исследованиях ученых усматривал “наивысшую музыкальность”. Логическое и эстетическое у Эйнштейна соединялись и составляли двуединое целое.

Определенный симбиоз истины и красоты утверждал в своих научных исследованиях Нильс Бор, который ввел в науку “двойную бухгалтерию”. Это истолковывалось как необходимость на многое смотреть двояко, что само по себе порождает своеобразную красоту, которую сначала ощутил, а потом осознал Бор. Там, где догматически мыслящий ум видит несовместимое и невозможное, диалектическое мышление Бора находило “гармонию вещей”, единство противоположностей и обязательность дополнительности.

Одни ученые считают, что Бор не признавал эстетические критерии в теоретической физике, другие же утверждают обратное. Оба эти взаимоисключающие утверждения, что удивительно, оказываются справедливыми. Когда речь идет о суровых требованиях ясности, правы первые. Когда же рассматриваются поиски гармонии, без понятия красоты не обойтись, и тогда правы те, которые утверждают причастность Бора к эстетике в науке.

А вот Вернер Гейзенберг “открытым текстом” утверждал, что гармонию природы следует искать “в математической структуре законов динамики”. Математические методы исследования Гейзенберг называл эстетическим началом в познании действительности.

Для педагогики чрезвычайно важным является вопрос о научном творчестве и его движущей силе, о той психологической “пружине”, которая определяет мотивы поисковой деятельности. “Резонирование” сильного интеллекта и сильных мотивов, как правило, приводит к ощутимым результатам.

Среди побудительных мотивов научных поисков были и эстетические мотивы. Для многих ученых красота мира служила важнейшим источником вдохновения. Человек нуждается в духовной пище, а она может быть не только рациональной, но и эмоциональной. Красота же, как ничто другое, способна вызвать эмоции. Все это присуще не только научному, но и учебному познанию. Однако роль эстетического начала в научном и учебном познании не следует абсолютизировать и преувеличивать, так как путем абсолютизации любое дело можно довести до абсурда.

Эстетика нужна всем, кто познает, осваивает и преобразует мир по законам красоты. Все формы деятельности, в том числе и преподавательская, и учебно-познавательная, подчиняются законам красоты. Они не могут быть ни совершенны без определенной развитости эстетического начала в душе человека, ни осмыслены без эстетики и ее категорий. Эстетика входит во все сферы деятельности, она формирует в человеке творческое, созидательное начало и способность воспринимать красоту, в каких бы видах и формах она ни проявлялась.

Взаимосвязь эстетики и искусства имела место и подвергалась исследованию всегда. Представителей же естественных наук (ученых и педагогов- учителей) интересует взаимосвязь эстетики и науки, эстетики и дидактики, эстетики и дидактики с методикой и технологией.

Вот эта сфера (сфера педагогической деятельности) пока еще не имеет столь широкого распространения в отношении эстетики. Такие эстетические категории, как прекрасное и возвышенное, остаются пока за пределами. Отсюда и неразвитость эстетического сознания учащихся.

Отношение большинства учащихся к знаниям и к процессу обучения пока еще зиждется не на основе любознательности и познавательного интереса, а на основе принудительной, безысходной необходимости. Педагогика творчества пока “проигрывает соревнование” нормативной педагогике.

Объективных и субъективных причин такого положения дел достаточно много. Остановимся только на некоторых из них и с учетом теоретических поисков и собственного педагогического опыта укажем возможные пути преодоления имеющихся недостатков на примере изучения физики.

Прежде всего отметим, что имеющиеся учебники физики написаны “без вдохновения”, так как в учебных текстах и рядом с ними нет восхищения, удивления, огорчений и радостей, то есть учебники “талантливо” обходят “жизнь замечательных людей” (ученых-физиков) и “жизнь замечательных идей”. Учащимся фактически предлагается “обезличенная” физика и “неочеловеченные” знания.

В учебниках физики не нашла явного отражения ни красота внутренняя (красота идей, замыслов, гипотез, тонкости физических экспериментов, логики и теоретических обобщений, выводов и доказательств), ни красота внешняя (эстетическая материализация красоты внутренней в виде специфических художественных образов).

Современная физика — это прекрасное “архитектурное сооружение”, выстроенное на прочном и красивом фундаменте классической физики, которая по-иному выглядит и раскрывается с высоты “последних этажей” поднимающегося ввысь “здания”.

Физические теории, определяющие структуру и содержание физической картины мира, являются относительно самостоятельными. Принцип генетического и имманентного развития физики как системы должен быть положен в основу конструирования учебного предмета. Переход от теории к теории регулируется принципом единства процессов функционирования и развития при доминанте развития.

Руководствуясь этими и другими принципами, можно конструировать содержание учебного материала, которое в учебнике может быть по-разному представлено в зависимости от того, ориентируется ли автор на эстетические ценности в предполагаемом процессе обучения.

Если нет, то тогда мы имеем учебники, по которым дети учатся в настоящее время. Они формируют у учащихся упрощенное, а поэтому неадекватное представление о продуцировании научных знаний, о научной деятельности ученых-одиночек, о “прямолинейности” открытия физических законов, причем делается это формально, академично, сухо.

Если же автор учебника ориентируется на общечеловеческие ценности, к которым, безусловно, относятся и эстетические ценности, то в содержании учебного материала реализуется гуманитарный его потенциал, исторические научные события представляются в их истинном виде, процесс становления знания затрагивает чувства, эмоции и эстетическое сознание учащихся.

Теперь обратимся к субъективному фактору и, в частности, к роли учителя в эстетическом воспитании учащихся. Плодотворно эту функцию может реализовывать только тот учитель, который открыто и искренне восхищается красотой физики как науки, вдохновенно излагает и объясняет содержание учебного материала, преподносит физические законы и теории в виде научно-художественного произведения со многими действующими лицами, пользуется приемами ораторского искусства, проявляя неподдельный артистизм. Такой учитель вовлекает учащихся в специфическую (образно-ролевую) деятельность, периодически предлагает “зарисовывать свои впечатления” от увиденного и услышанного при изучении нового материала на уроке, при чтении учебника дома. При этом поощряется творческое, оригинальное, художественно-образное и просто красивое оформление записей, как своеобразных “следов” учебно-познавательной деятельности.

Конкретные примеры представления красивой истины и истинной красо­ты рассмотрены в наших публикациях [6, 5—78], [7, 137—139], [8, 117— 122], а также в книге, адресованной учителю [9].

ЛИТЕРАТУРА

1. Берг А. О книге Г.Эйхельберга “Человек и техника” // Новый мир. — 1975. — №1.
2. Дидро Д. Собр. соч.: В 10 томах. — М.—Л., 1935—47. Т. 6.
3. Гейне Г. Собр. соч.: В 10 томах. — М., 1959. Т. 9.
4. Философский ф-т. Ежегодник, №2 — М., 2001.
5. Косарева Л.М. Ньютон и современная западная историография науки // Совр. историко-науч. исследов.: Ньютон. — М., 1984.
6. Крилова С.П., Клочак К.Г., Проказа О.Т. Естетичні цінності в процесі вивчення фізики // Зб. матеріалів Всеукраїнської наук.-практ. конф. — Вип. 2. — Херсон, 2003.
7. Проказа А.Т. Урок на тему “Квантовые постулаты Бора. Излучение и поглощение света атомом” // Физика в школе. — 1990. — №6.
8. Ильченко В.И., Проказа А.Т., Руденко A.A. Эстетические ценности в процессе обучения // Науч.-метод, сб. — Вып. 4. “Развитие духов­ной культуры школьников”. — Луганск, 1995.
9. Лыков В.Я. Эстетическое воспитание при обучении физике. — М., 1986